01.11.2010 | Сообщения в журнале "еврейский берлин" | Культура, Лиця

Арье Шаруз Шаликар – еврей-иранец, выросший в Германии. В своей автобиографии он рассказывает о тяжелой юности в Берлине.

Жизнь Шаруза вполне приемлема, пока в 13 лет он с семьей не переезжает из района Шпандау в Веддинг. Здесь первым вопросом между ребятами является не «Как тебя зовут?», а «Ты – мусульманин?». В своей недавно опубликованной автобиографии сын нерелигиозных иранских евреев 20 лет спустя вспоминает, что на этот вопрос он обычно отвечал: «Религия меня не волнует». Черноволосого, кареглазого и темнокожего Шаруза, который разговаривал с родителями на фарси, все автоматически считают мусульманином. Его новые приятели – турки, палестинцы, ливанцы, боснийцы, персы, курды, пакистанцы. Что означает слово «еврей», он и сам доподлинно не знает. Шаруз обожает свиные отбивные и сосиски, вместо походов на выставки, посвященные Анне Франк, он предпочитает гонять в футбол, а главное в школьной жизни для него – перемены.

Когда бабушка из Израиля дарит Шарузу золотой Маген Давид, он ему нравится, но не вызывает никаких эмоций. Родители стараются облегчить сыну жизнь в непростом окружении. В семье не отмечают никаких праздников, избегают разговоров о еврействе и просят сына носить Звезду Давида под майкой. Но в один прекрасный день – так как в Веддинге все сверкают золотыми цепочками на шее – он решает носить свою звезду открыто. Этот день резко меняет его жизнь.

Только что обретенные друзья вмиг превращаются в ожесточенных врагов. Жизнь Шаруза резко осложняется, становится опасной. Его обзывают, оплевывают, избивают люди, которых он никогда не видел. Поначалу он даже не догадывается о причине этого поведения. Лишь враги евреев делают из него еврея. В нескольких эпизодах Шаликар описывает, как его признание вначале сбивает приятелей с толку, и как потом они открыто набрасываются на него, унижают, мучают. «Особые весельчаки шипели, когда я проходил мимо, подражая звуку втекающего газа», – рассказывает он. Однажды его избивают ногами почти насмерть. Он начинает бояться и избегать определенных улиц и площадей, ходит с потупленным взглядом, чтобы случайно не посмотреть в глаза кому-то, кто может воспринять это как провокацию. Некоторые подростки «водили на поводке от двух до четырех питбулей. Они только и ждали, чтобы кто-нибудь косо на них посмотрел, чтобы спустить собак». В его окружении подростки хулиганят, дерутся, стреляют, нападают друг на друга с ножами, воруют, торгуют наркотиками, враждующие банды воюют за свои участки.

Читая эту книгу, иногда приходится напоминать себе о том, что действие происходит не в Бронксе, не в Дамаске, а является фактическим описанием сегодняшней действительности в одном из районов Берлина.

Потом Шаруз знакомится с мусульманами, которые не мечтают его убить. От них он узнает кое-что об исламе, о конфликтах между иракцами, сирийцами, саудовскими арабами и палестинцами, которых до тех пор он считал однообразной «арабской массой», сплоченно ненавидящей турок (и наоборот). Один из этих ребят, курд – крупная шишка в одном из местных кланов. Под его защитой Шаруз примыкает к пресловутым «Колони бойз», мечтая быть частью группы и «любой ценой быть всеми признанным». Поэтому он становится таким же, как и его соратники, даже одним из наиболее видных. Вскоре он пользуется славой как графитчик, а со временем сам начинает резать, избивать, силой добиваться «уважения». Будучи единственным не-турком в крупнейшей турецкой банде Германии он ворует, участвует в каждой драке, почти бросает школу.

«По сути», – резюмирует Шаликар, – «я был единственным евреем среди мусульман, и они признавали меня. Но самому мне было все труднее молча терпеть вездесущий антисемитизм...! Каждый из них использовал слово ‚еврей’ как ругательное... Они постоянно проклинали Израиль!»

Со временем немецкий иранец начинает интересоваться собственной неизвестной историей. Родители рассказывают ему о жизни в гетто в Баболе. Их истории напоминают ему то, с чем он сталкивался в собственной жизни. В 50-е годы прошлого века родители отца решили оставить хорошо идущую ликерную фабрику и переехать в Израиль, чтобы обеспечить детям безопасную жизнь. Но и здесь они, сефарды, чувствовали себя второразрядными людьми и вернулись в Иран, потому что «чем терпеть оскорбления от еврейских собратьев, они предпочитали терпеть их со стороны собратьев персидских». Но тут отец Шаруза получил возможность поступить в университет в Геттингене... где и родились его дети.

Страдания его родственников в Иране продолжались. Одна из сестер отца вместе с мужем обратилась в ислам, чтобы облегчить жизнь семье. После этого она была вынуждена носить чадру и прервать связь с родственниками в Израиле. «Евреев считают самыми отвратительными существами на земле», – объяснили ему иранскую поговорку «Мокрый пес лучше сухого еврея» (так он и назвал свою книгу). Евреям запрещено прикасаться к городским ведрам для воды или к продуктам на рынке, потому что иранцы боятся заразиться от них «еврейской болезнью»...

Но и Берлине Шаруз начинает ощущать, что не только он сам, но и его приятели живут в неком «аквариуме», параллельном мире, почти ничем не связанном с окружающим обществом, видит, как они стараются все больше отдаляться от этого общества и как оно все больше отмежевывается от них. Он замечает, что полиция не вмешивается, когда «подростки из Веддинга начинают резать друг друга», и сам дает вовлечь себя в войну между курдскими и арабскими бандами из Кройцберга и Веддинга. Некоторое время он проводит в исправительном заведении, после чего все же берет себя в руки, сдает экзамены на аттестат зрелости, служит в бундесвере (как ни странно, здесь он не сталкивается ни с какими предрассудками), а потом поступает в Свободный университет на иудаистику.

Один из однокурсников приводит его в Еврейскую общину, но здесь у него не складываются отношения с «немецкими евреями», а тем более с «русскими». Когда он приходит в библиотеку, у входа с ним обращаются как с «врагом государства № 1». Однажды при входе в Дом Общины его в очередной раз задерживают и подвергают допросу «как террориста», и это становится для него последней каплей. Уже потому, что именно в этот день там проходит демонстрация против арестов евреев в Иране и визита иранского президента Хатами. «Это глубоко оскорбило меня... Я чувствовал себя ни к чему, ни к кому не причастным, был вне всего – всех религий, всех районов, всех клик, был чужд даже собственному народу...»

В 2001 году Арье Шаруз Шаликар эмигрировал в Израиль. Он окончил факультет Международных отношений и с 2009 является спикером израильской армии.

«Что бы со мной было, если бы я остался в Веддинге на всю жизнь?» – спрашивает Шаликар в своей книге. Что же будет с теми, кто остается в Веддинге или Нойкельне?

Юдит Кесслер